В ОВД Рузского района хранится папка. На ней — надпись «Экстремизм». В ней всего одно дело. С человеком, чья фамилия в нем значится, мы встретились случайно. Помог Ленин. Вернее его статуя, которую в первых числах июня свергли с постамента в Рузе. Нашему собеседнику из милиции позвонили одному из первых, спросили, какой информацией располагает о случившемся? Оказалось, никакой. Более того, произошедшее его несколько расстроило: он проповедует те же идеи, что и вождь мирового пролетариата в году эдак 17-м, ратует за справедливость и всеобщее равенство.

Фамилию этого человека по известным причинам мы не называем.

— С чего все началось? Откуда тяга к коммунистической идее?

— Когда мне было шестнадцать лет, я увлекался тяжелой музыкой. Вис по таким группам, как «Prodigy» и «Rage against the mashine». Носил футболку с изображением Че Гевары. В какой-то момент стало интересно, а каким он был человеком? Купил его книгу «Я — конкистадор свободы», которая состоит из трех: «Боливийский дневник», «Записки революционера» и «Этюды партизанской войны». Прочитал. Поразило. Стал увлекаться социалистической теорией, затем анархической. Прочитал Бакунина, Кропоткина.

Меня поразила фраза Бакунина «У человечества есть три выхода из сложившейся ситуации господства и эксплуататорства. Причем первые два — кабак и церковь — являются иллюзорными и только третий — бунт и переустройство мироздания — единственно верный».

Тогда же я прочитал «Манифест коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энегельса. Правда, из их весомого труда — «Капитал» — осилил только два тома.

Тогда же сделал на левой груди татуировку Че Гевары в разбитой и сломанной звезде. Но так как с тех пор я чуть-чуть подрос, то сейчас изображение больше напоминает Киркорова.

Однажды иду в балахоне с изображением Че Гевары по Рузе, ко мне парень бросился. Сердечно, как со старым знакомым, поздоровался.
Обознался. Оказалось, что у него друг также одевается. Так я вышел на единомышленника. Его зовут Саша (Имя изменено. — Прим. автора). Он рассказал, что состоит в леворадикальной организации, которая называется Союз коммунистической молодежи (СКМ) — это молодежное отделение КПРФ. В этом объединении я проторчал три месяца. Первая акция, в которой я участвовал, состоялась 1 мая 2002 года.

Подписался на газеты: «Бумбараш», «Подмосковная Правда» и многие другие. Но однажды до меня дошла одна простая вещь, что люди, состоящие в этом движении — это квази- или кухонные революционеры, у которых все остается только на словах. Они, когда доходит до дела, куда-то исчезают. Но зато умеют говорить, много обещают. Таких Ленин, во время борьбы с меньшевиками, называл оппортунистами: они вроде что-то хотели, но на самом деле ничего не делали.

Когда состоял в СКМе, с Александром пытались создать в Рузе свою ячейку. Ходили к Геннадию Васильевичу Попову, он согласился. В горкоме СКМ в Москве был такой товарищ Сидоров, который должен был предоставить Устав организации и еще какие-то положения. С этим он тянул полгода.

Для создания первичной организации в городе нужно три человека. Один — лидер, второй — его зам, третий — член контрольно-ревизиной комиссии (КРК). Мы нашли еще одного единомышленника в Тучкове.

Несколько раз они съездили с нами на различные акции. Но потом на Манежной площади после футбола случилось побоище. Ему проломили голову. После этого случая молодому человеку родители запретили куда-либо ездить. Так не состоялось Рузское отделение СКМ.

Вскоре и Александр ушел в троцкистскую организацию. А, как известно: «Один троцкист — это организация, а два — уже раскол в партии». Только в Москве на данный момент насчитывается около пятисот течений троцкизма. Я же вышел на Авангард Красной молодежи (АКМ). Познакомился с Вождем или Цезарем — так его называют за глаза. Ему это сильно не нравится. В данный момент он лидер, координатор организации «Левый фронт».

— Какие цели преследует АКМ?

— Главная — восстановление СССР в прежних границах.

— А какое общественное устройство предусматривает?

— Авангард Красной молодежи считается сталинской партией. Когда-то Ленин у анархистов украл лозунг: «Я не против того, чтобы кого надо к стенке поставить и на курочек нажать». С этого начался красный террор.

Считаю, что сейчас стране Сталин нужен, но не надолго. В АКМе много людей, которые по убеждениям являются анархистами. Я — анархо-коммунист.

— Ваш Авангард зарегистрирован?

— Да, как общественное молодежное политическое движение. Он стал основой «Левого фронта». Считаю, что в него вошли здравомыслящие люди, ранее состоявшие в СКМ, АКМ, РКСМб (Российский коммунистический союз молодежи (большевиков), «Рот фронте» и так далее.

— Поддерживают ли вас федеральные коммунисты?

— Лет пятнадцать назад, когда АКМ только создавался, он был молодежным ответвлением от «Трудовой России», то есть от Анпилова. Потом пошли творческие разногласия. Мы разошлись. В АКМ входит ленинградская организация — РП КПСС (Российская партия). РК КПСС наша головная организация. Проводим совместные акции и с КПРФ, и с другими организациями.

— Молодежь охотно вступает в ваши ряды?

— На самом деле текучка большая. Переболев юношеским максимализмом, сваливают, но некоторые возвращаются. И нередко более подкованными, начитанными, понявшими, что именно это им нужно.

Современная молодежь не знает, что такое коммунизм. Большинство ее представителей уверены, что это плохо. Когда начинаешь объяснять, удивляются. Я пытался возить народ на акции, с трудом соглашались ехать. Но когда несколько раз с флагом в руках мелькнул на голубом экране, стали сами на меня выходить. Так многие для себя нашли какие-то левые радикальные организации.

— Ты упомянул об акциях, в которых участвовал. Какая из них произвела большее впечатление?

— Эти фотографии (Показывает снимки. — Прим. автора) с марша «Антикапитализм-2002». На них — побитые люди с ирокезами. Были большие беспорядки, но, думаю, если бы не такое количество милиции и ОМОНа, отделались бы меньшей кровью. В кутузку забирали всех.

Я ходил, фотографировал. Со мной был парень из Тучкова и девчонка из Рузы, тогда еще несовершеннолетняя, но ее удалось отмазать, за молодым человеком родители приехали.

Мы уже решили ехать домой, так как концерт рок-групп отменили. Вокруг площади Маяковского выстроилась огромная толпа ОМОНа. На фоне одного из бойцов я хотел сфотографироваться. Вдруг ко мне несется майор. Он решил, что я ему показал неприличный жест. Когда вышел из толпы, меня схватили, побили. Вместе со всеми забросили в автобус. Лежали на полу, в три-четыре слоя.

Омоновцы по нам бегали, периодически избивали, вытащили ценные вещи. Я сумку запихнул под сиденье. Никто не заметил.

Привезли в 69-е отделении милиции. Оказался в одной камере с музыкантами групп «Сиксти найн», «Эшелон», «Анклав». Нас было 27 человек. Сидеть было негде даже на полу. Спали на лавочках по очереди. В отделении находились двое суток. Нас возили в суд, но так как было воскресенье, доставили обратно. Первые полдня голодали, потом лучше стало. Товарищи приносили пищу и сигареты.
Из камеры был виден телевизор. В новостях как раз прошла информация, что левые радикалы отметили «Антикапитализм-2002». Все прильнули к решеткам.

Скоро милиционерам мы надоели: тридцать человек и всем надо в туалет. Нам просто дверь открыли, мы беспрепятственно передвигались. Я даже мусор выносил. Правда, в сопровождении людей с автоматами.

Но со стороны милиции уже чувствовалась доброжелательность. Это все-таки не ОМОН.

На следующий день привезли в суд. Мне инкриминировали статью «Экстремизм». Приписали организацию массовых беспорядков, прорыв милицейского оцепления и что-то еще.

В принципе ментов провоцировали нацболы из НБП. Но загребли всех подряд, это обычная практика.

Меня в суде оправдали. Вернулся в Рузу. На удивление быстро материалы моего дела дошли до нас. Иду по городу, свободу почувствовал, пиво купил. Меня увидела бывший инспектор по делам несовершеннолетних Анна Николаевна Дмитриева. Через дорогу бросилась ко мне, а происходило это рядом с милицией, ее даже чуть машина не сшибла. В руках у Анны Дмитриевой — папки. Достала документы. Показала. По ним я почему-то числился в НБП. Мне приписали участие в беспорядках. К сожалению, документ потерял. После этого меня ежегодно вызывают в уголовный розыск. Я пишу расписку, что 1-го и 9-го мая ни в каких манифестациях участвовать не буду.

— Помимо этого случая органы тебя больше не беспокоили?

— Когда проходили последние выборы в Думу, в Доме культуры состоялся рок-концерт, а рядом — избирательный участок. Я нацепил арафатку, взял флаг АКМ, махал им на концерте. Ко мне подошел дяденька в гражданской одежде:

— Пойдем, поговорим, — показал ксиву.

Это был заместитель начальника уголовного розыска. Сейчас он в Москве работает. Вышли на крыльцо ко мне друзья подлетели. Мол, пойдем с нами. Я им: «Сейчас ребят, только прогуляюсь». Он им тоже предложил пройтись. Они такие радостные были, нетрезвые уже, согласились. Но он почему-то отказался с нами идти, отстал от нас.

Но с ним все равно пришлось встретиться. Сначала мне говорил: проводится операция «Неформал», но потом я из него вытянул, что всех, кто не согласен с режимом власти, они должны знать в лицо.

Пытался из меня какую-то информацию вытянуть.

— Тебе никогда не казалось, что вся ваша деятельность больше граничит с хулиганством, чем с какими-то идеями?

— Я считаю, что массовые акции с флагами, какими-то лозунгами — это просто демонстрация левых сил. Это ничего не дает. Но когда по звонку простых людей, которым нужна помощь, устраиваем пикеты, а потом все это появляется в СМИ, считаю, мы становимся ближе к цели.

Например, недавно выходили в Кадашевский переулок в Москве. В этом месте хотели снести храм, мы выступили против. Постоянно бьемся с «Донстроем», который в столице на месте детских площадок ведет точечную застройку. Вызываем префектов округов. Вот только до Лужкова не достучаться. Но все-таки стройки блокировать удавалось, значит, какая-то помощь все-таки была.

— Ты считаешь, что такими акциями можно обратить внимание властей на нужды простых людей?

— У нас существует пресс-служба. Главный козырь — это средства массовой информации. Девушка Анастасия обзванивает основные каналы: «Вести», НТВ, «Звезда».

Был такой случай. В Красноярске милиция давила на местных предпринимателей. Однажды представители закона приходят утром, а дверь в отделение заложена битым кирпичом. Эта история появился в СМИ.

— А нельзя ли вести борьбу более цивилизованными методами?

— Наша власть принимает законы, которые направлены против людей. Пример — наш маленький район. События в Тучкове это наглядно демонстрируют. Алкснис победил на выборах, но стараниями власти его не признали. Вышестоящие структуры на это закрываются глаза.
Вывод: от нашей власти законными методами ничего не добьешься.
Для чего приняли закон об экстремизме? Чтобы утихомирить всю оппозицию, всех левых радикалов.

Что для этого сделали? Разрешили на Манежке футбольный матч и спровоцировали беспорядки. Фашики, которыми управляет государство, пошли всех громить.

Народ возмущен: «Что делается!? Нерегулируемая сила!». Так наши федеральные депутаты с одобрения населения приняли соответствующий закон.
Надо показывать людям, что за свои права нужно бороться. Сидя перед телевизорами и, страдая, что у нас в стране все хреново, ничего добиться нельзя. Надо мыслить, думать и жить не только для себя.

— Почему ты уверен, что фашистами управляет государство?

— Взять хотя бы наш район. Лет десять назад в Ботино в заброшенном лагере тусовались представители РНЕ. На днях, кстати, их опять видели. В Тучкове три человека в электричку садились.
Сейчас Русское национальное единство запрещено. Но в то время в Рузе люди свободно носили изображения со свастикой (хотя и стилизованной). Был даже такой момент, когда представителям РНЕ вместе с милицией хотели поручить патрулирование улиц в городе. Потом все-таки одумались. Кто-то на чем-то попался, оказалось, он — представитель РНЕ.

Очень многие из тех, кто состоял в этой партии, сейчас — в казачестве, другие — в правоохранительных органах.
Было дело: один товарищ составил список людей имеющих отношение к фашистским организациям. Отослал в милицию. И ничего. По Рузе ходит парень у него свастика на шее болтается, никакой реакции.

— Твой дедушка небезызвестный в районе коммунист. Как он относится к твоей партийной принадлежности?

— Считает нашу организацию какой-то сектой, потому что меня много раз забирали в милицию.